Архитектурное бюро Величкина и Голованова: «85 процентов гражданского строительства Казани не намного лучше бараков…»

Как демиург, привыкший строить Парфенон, «опустился» до обслуживания потребностей общества? Зачем Сталин строил для простого советского народа роскошные монументальные дворцы? И о чем расскажет потомкам архитектура начала XXI века? Об этом, а также о том, чем казанские заказчики отличаются от всех других, в интервью газете «БИЗНЕС Online» рассказали известные московские архитекторы, спроектировавшие для Казани элитные жилые комплексы «Европейский» и «Кристалл», лауреаты международных и российских конкурсов, профессора МАРХИ Николай Голованов и Дмитрий Величкин.

- Николай Николаевич, Дмитрий Валентинович, какие еще объекты вы проектировали для Казани?

Дмитрий Величикин: После реализации проекта «Жилой комплекс «Кристалл» тот же заказчик поручил нам разработать еще ряд объектов, которые намеревался строить. Один из них – это культурно-оздоровительный комплекс в 30 километрах от Казани – долгий большой проект, который постепенно развивается, и мы надеемся, что рано или поздно он будет построен. Еще мы сделали для ТАИФа проект офисного здания на улице Щапова, три года назад он введен в эксплуатацию. Наши казанские коллеги считают, что это одно из лучших офисных зданий в Казани. Для другого заказчика мы спроектировали многофункциональный комплекс «Европейский», который был введен в эксплуатацию в конце прошлого года и который мы также очень высоко оцениваем.

На перспективу есть задел на проектирование административного здания «Данафлекс», контракт на строительство гостиницы плюс есть еще один большой проект, который уже лет пять находится на стадии рассмотрения и сбора средств на его строительство. Это бизнес-центр на площади Султан-Галиева. С этим проектом мы в прошлом году прошли очередной градостроительный совет и согласование. Первый совет по этому объекту состоялся лет пять тому назад, кстати, было получено положительное заключение, но за это время поменялись регламенты, изменилось задание, и нам пришлось его корректировать и проходить повторную проверку. Мы в этот проект очень многое вложили, и нам бы очень хотелось его закончить.

- Не так давно в «Европейском» начались продажи апартаментов. Расскажите, пожалуйста, какова архитектурная концепция этого комплекса?

Дмитрий Величкин: Я бы сказал, что она строится на задаче максимально раскрыть его обращенность на воду, к набережной. Подчеркнуть идею воды было одним из пожеланий заказчика. Формы дома со всеми своими надстройками, как нам кажется, повторяют в каком-то смысле формы немножко накренившегося корабля. Здесь даже есть наклонная стена. Чтобы здание не было глухим, а раскрывалось и в воздух, и на воду, корпус был разбит на три составляющие, и если внимательно присмотреться, это не монолитное строение, а три автономные башни.

Николай Голованов: Вы знаете, в Германии пекут очень вкусные, но очень витиеватые кренделечки. Вам о них ничего случайно не напоминает в Казани?.. Так вот, нас с самого начала просили в плане архитектуры сделать что-то отличающееся от этого. Если говорить о художественной идее комплекса «Европейский», то это псевдоромантическая идея корабля, который должен пройти по волнам, в связи с чем мы развернули здание так, чтобы получить максимальное количество осей, которые способствуют благоприятному восприятию пространства и снаружи, и изнутри. Вообще, когда мы «сажаем» дома (это маленький секрет, который я приоткрою), мы всегда начинаем с анализа морфотипа, то есть сначала простраиваем оси, на которые можно посадить объемы, а потом уже эти оси обрастают остальными функциональными характеристиками. Тогда получается, на мой взгляд, удачное решение.

Особенность же внутренней «начинки» комплекса в том, что там нет повторяющихся этажей, абсолютно каждый спроектирован оригинально.

- Какие были сложности при проектировании «Европейского»?

Николай Голованов: Одна из сложностей – уложиться в коммерческие рамки объекта. Всегда задача заказчика: получить максимальный результат при минимальных возможностях и параметрах участка, окружения и так далее. В данном случае участок для строительства был немножко меньше, чем хотелось бы. Поэтому нам пришлось придумать композицию, которая занимает на участке некую диагональ. Таким образом мы раскрыли больший фронт застройки, чем он мог бы быть. А разделение корпуса на три автономных здания дало нам возможность сориентировать будущие апартаменты на две стороны. То есть в «Европейском» каждый из апартаментов имеет двустороннюю ориентацию: с одной стороны вид на Казанку – это север (вид на воду всегда повышает потребительскую ценность объекта), а с другой – либо на запад, либо на восток, либо на юг. Таким образом, эти прорывы позволили нам одновременно и более плотно решить среду, и получить достаточное количество метров при этом, не выходя за рамки «защищенных» по градостроительному регламенту (по сравнению с предложениями наших коллег-«конкурентов» нам на 7 - 9 тысяч квадратных метров удалось больше площадей получить при тех же параметрах здания), и соблюсти нормы инсоляции, и композицию сделать интересной.

Дмитрий Величкин: Еще одной сложной задачей, поставленной заказчиком при проектировании «Европейского», стало создание в нем мощного водно-процедурного комплекса. Хочу отметить, что когда проектировалось здание, водные комплексы как таковые еще только начали появляться в России (в Москве на тот момент было построено всего два комплекса с подобными водными аттракционами, которые проектировались по образу и подобию немецких сооружений), так что нам пришлось очень тщательно изучить имевшийся в этой области опыт. В итоге, с точки зрения организации аква-зоны, мы ориентировались на сдававшийся в тот момент в Москве жилой комплекс «Алиса» и на великолепный, основанный на горных минеральных источниках, водный комплекс, существующий в Австрии, в курортном городке Бад Хофгаштайн. 

Николай Голованов: Таким образом, композиционной основой многофункционального комплекса «Европейский» стала не просто красивая картинка или какой-то умозрительный образ парусника, плывущего вдоль реки, но внимательный и довольно непростой анализ параметрических возможностей участка и, соответственно, возможностей будущего сооружения.
- Насколько известно, в «Европейском» реализованы различные меры по энергосбережению, начиная от самых лучших стеклопакетов и заканчивая теплоизоляцией труб, исключающей потери тепла на трассах. Удовлетворяет ли и насколько, по вашему мнению, этот комплекс принципам устойчивой архитектуры?

Николай Голованов: Говоря о соответствии требованиям устойчивой архитектуры, можно руководствоваться английской рейтинговой системой BREЕAM, а можно американской – LEED, где различным нововведениям присваивается некое количество баллов из максимально возможных 100. Если оценивать «Европейский» исходя из параметров американской системы, то он находится где-то между «серебром» и «золотом», 85 процентов примерно по этой шкале. И это достаточно много, потому что у этих систем есть ряд жестких требований, которые пока что не совсем приемлемы в наших условиях. Например, есть требование использования вторичной воды. Но я не думаю, что у нас есть системы эксплуатации, готовые к такому использованию. Если говорить о Казани, то у нее вообще огромные проблемы с инженерными сетями.

Или, например, в стандартах платинового уровня не может быть кондиционирования, потому что на это затрачивается энергия. Между тем летом в наших условиях без кондиционера жить практически невозможно. Одним словом, есть вещи, к которым нужно подходить разумно. В целом же, с точки зрения того, что нам подходит, мы старались максимально использовать все требования, предусмотренные этой системой и предъявляемые к зданиям подобного рода. В том числе при проектировании инженерных систем.

- Году в 2007 консалтинговая компания Cushman&Wakefield провела исследование, из которого следовало, что в Казани на тот  момент не было ни одного элитного жилого дома – одни «улучшенки». Соответствует ли, на ваш взгляд, «Европейский» критериям элитного дома?

Дмитрий Величкин: Я думаю, да, потому что здесь предусмотрены все необходимые условия для проживания: планировки всех апартаментов сделаны на европейском уровне и со столичным комфортом, вся инфраструктура и сервис по высшему разряду, инженерные системы тоже и так далее. Все сделано так, чтобы человек, проживающий в комплексе, от всего получал удовольствие и минимально задумывался об эксплуатации своего жилища.

- Можно ли его назвать в таком случае идеальным для жизни местом?

Дмитрий Величкин: Вопрос с подковыркой, потому что ничего идеального не бывает. Даже самое идеальное с точки зрения одной публики пространство с точки зрения другой публики будет неидеальным. И «Европейский», и «Кристалл» – это очень высокий уровень и качество, но нужно понимать, что еще во время строительства современные технологии стремительно меняются. Поэтому даже когда на стадии проектирования закладываются самые современные материалы, к концу строительства они могут морально уже немножечко устареть. Тем не менее, качество архитектуры не всегда определяют только материалы. Архитектура – это ведь синтетическое искусство, которое включает в себя не только некий набор пожеланий на тактильном уровне, я имею в виду качество материалов, но и функциональную организацию, и художественную композицию, и тектонические смыслы, которые заложены в здании. Поэтому однозначно невозможно ответить на этот вопрос.

- Говорят, чтобы объект хорошо получился, нужны три составляющие: талантливый архитектор, умелый строитель и мудрый заказчик. Исходя из своего опыта работы в других городах России, как бы вы охарактеризовали казанских заказчиков? Удобно ли с ними работать?

Дмитрий Величкин: В целом очень хорошие заказчики, может быть, получше московских даже. У последних денежный вопрос превалирует, из-за чего точку зрения архитектора они частенько игнорируют. Казанцы больше склонны прислушиваться к мнению архитекторов. Руководство департамента строительства в ТАИФе – это очень профессиональная организация, в которой работают очень высокого класса специалисты. Подход у них достаточно внимательный, и во многом они нам очень сильно помогли. При этом они всегда прислушиваются к мнению архитектора, пытаются найти компромисс, никакого авторитарного нажима. Если есть какие-то вопросы – они, как правило, обсуждаются. Инвесторы «Европейского» тоже очень внимательно относились к проекту, разбирали его, что называется, «на гвозди», еще когда он был только на бумаге. Так что у нас в этом смысле никаких претензий нет.

По опыту работы в других регионах могу сказать, что в Киргизии, например, архитектор вообще царь и Бог: как скажет, так и будет. У иностранных заказчиков – мы, в частности, работали во Франции – я бы отметил более цивилизованный подход: обо всем договариваются на берегу, проектное решение на конечной стадии не меняют вообще.

- Какие вопросы архитектуры и урбанистики, на ваш взгляд, являются сегодня наиболее острыми? Согласны ли вы с точкой зрения  президента союза архитекторов России Андрея Бокова, что профессия архитектора сейчас переживает кризис?

Николай Голованов: На самом деле профессия архитектора переживает кризис уже давно, как и все прочие художественные профессии. Какое место художник, литератор, поэт, музыкант или сценарист занимают сегодня в жизни общества? Демократическое устройство в виде капиталистической системы не рай земной, а всего лишь период истории с более или менее оптимальным устройством общества, при котором в результате долгой борьбы одних («угнетаемых» по Марксу) с другими («угнетателями») достигнут какой-то баланс интересов. Архитектурная деятельность и урбанистика в широком смысле этого слова – очень сложные коллективные процессы, связанные в том числе с политикой того или иного государства или общества, конкретными социально-экономическими условиями, которые возникают в какой-то определенный момент на той или иной территории. Исторически в структуре всех этих многосложных взаимосвязей архитектор был демиургом, который привык строить Парфенон. Считалось, что если ты архитектор, то ты своим искусством влияешь на умы и настроения общества, ведешь за собой кого-то. Сегодня этого, наверное, нет. Общество все дифференцируется. Архитектор встроен в некий процесс. И, как и любой бизнес, эта сфера человеческой деятельности чуть-чуть снизила свой романтический пафос, перейдя в область обслуживания потребностей общества. Архитектор, как главный художник и строитель со своего Олимпа, съехал. Невозможно уже быть тем титаном Возрождения, который строит земной шар, да еще и с «зелеными» технологиями. Профессия перестраивается. Архитектор становится неким коммуникатором между очень большим количеством направлений, смыслов и проблем, из которых создается строительный процесс. И чем скорее он освоит одну из этих ипостасей, тем, может быть, скорее к нему вернется некий статус. Но такой, как прежде, наверное, вряд ли.

- А качество российского архитектурного образования сегодня вы, как профессора МАРХИ, как оцениваете?

Дмитрий Величкин: Если говорить о МАРХИ – то это академическая школа, на которую все всегда ориентируются, качество образования очень хорошее. Диплом академии котируется как в России, так и за границей. Среди наших с Николаем Николаевичем выпускников – а мы работаем в МАРХИ уже 30 лет – есть архитекторы, которые работают в Америке, Франции, Италии, Германии, Израиле и других странах.

Проблемой с точки зрения вопросов образования я бы назвал необходимость встроиться в международный стандарт, который введен в качестве единого Госстандарта после подписания Болонской конвенции. Если с бакалавром все понятно – это абсолютно законченный специалист, архитектор-инженер, который, получив этот диплом, завтра же может выйти на работу и спокойно заниматься проектированием, то что такое магистр для нашей школы академической, пока неясно. Вообще, магистратура подразумевает некий научный и концептуальный подход, который рассчитан на несколько десятилетий вперед. И европейские магистратуры этим занимаются. Для нас же это новое направление, и нам еще предстоит понять, что с этим делать.

Если говорить о казанской школе, с которой мы неплохо знакомы, так как в течение последних 9 лет у нас проходят практику студенты КГАСУ, мы считаем, что качество подготовки техников-архитекторов у вас очень хорошее. Ребятами мы очень довольны.

- Архитектура всегда так или иначе отражает общественные отношения. И по этому поводу есть замечательная фраза Уинстона Черчилля: «Сначала мы создаем дома, а потом дома создают нас». О чем расскажет нашим потомкам, по вашему мнению, архитектура начала XXI века?

Дмитрий Величкин: Если брать Россию 40 - 50-х годов, то тогда архитектура была  авангардным инструментом строительства идеологии государства. Поэтому сталинский ампир, как некое сочетание классического и монументального стилей, не появившееся случайно явление в нашей стране. Это демонстрация светлого будущего, которое Сталин и иже с ним пытались показать обществу. Чтобы люди понимали, для чего они работают и живут, что завтра их ждет счастье. И все очень идеалистически верили, что вот так вот красиво все мы будем когда-нибудь жить. Сегодня у государства нет такой идеологической задачи – строить красивые города, улицы, площади, здания, для того чтобы продемонстрировать таким образом свою идеологию. Все совсем наоборот. В большинстве своем власть предержащие считают этот процесс утилитарным. Все переведено в разряд бизнеса. И прежде чем строить здание, все считают, для чего это вообще надо. Отсюда и проистекает отличие современного статуса архитектора от прежнего. И это, на мой взгляд, основная причина кризиса современной архитектуры.

Мы с вами живем в век информации, с колоссальной скоростью получаемой и обновляемой. Мы живем во времени, когда все сжалось. Технологии строительные меняются каждый год, если не каждый месяц. И если раньше архитектура, в эпоху готики, например, могла стилистически длиться 300 лет, то сегодня она меняется каждые два года, как мода. И так всегда происходит, когда нет некоей идеологической установки, когда над процессом создания новой искусственной среды начинают довлеть деньги и бизнес.

Сегодня потребности архитектуры сильно зависят от тех технологий и от тех «мулек», которые нам изо дня в день предлагают. Чем новее «мулька» – тем лучше. Есть сезон «осень», есть «весна», 2012-й год, 2013-й и так далее. Это уже не столько архитектура, сколько соревнование технологий каких-то. А эстетическая ценность, художественная под вопросом.

Николай Голованов: В тех обществах, где баланс интересов не достигнут, где действительно есть концептуальные проблемы, архитектура не является таковой, но является выражением тщеславия одних и невозможности, бедности других. В тех же обществах, где некий баланс интересов достигнут, проявление таких лучших свойств архитектуры, как гуманное создание среды, возможно. Россия – большая импульсивная страна, где на каких-то кусках территории добиться гармоничного результата удается, а на других это пока взрыв желания одной группы населения заработать на другой.

- Вот вы сказали, что сейчас одни архитектурные стили сменяют друг друга с неимоверной скоростью. О каких стилях вообще можно говорить? Что сейчас модно?

Дмитрий Величкин: Я не берусь сейчас обозначить последние стили, потому что названия придумываем не мы. Но обратите внимание: с 80-х годов за 30 лет сменили друг друга постмодернизм, который довольно долго задержался в России, хоть и опоздал на 10 лет, конструктивизм, супрематизм, хай-тек и так далее. Четыре смены одежды за 30 лет не многовато ли?

При этом если раньше строили на века, то сейчас строят на время. Прокатитесь по любому европейскому городу и посмотрите, во что превратилась архитектура, построенная 30 лет назад, на тот момент вполне себе авангардная и прогрессивная, ведь это же ужас! За такое короткое время она так сильно «постарела», стала такой некрасивой, что требует реновации, но и после этого лучше не станет в отличие от традиционной архитектуры. Здания, построенные 600 - 700 лет назад, со временем становятся только красивее. А все потому, что у них была цель, они строились на века. А здания, о которых мы с вами говорим, случайно это «времянки», они изначально строятся с расчетом на 40 - 50 лет. Как говорят американские девелоперы: «Здания, конечно, важный аспект, но важнее земля, которая под ними». Такой подход к строительству, кстати говоря, из Америки и пришел. Огромное количество понастроенного там фанерно-каркасного жилья сделано по упрощенным технологиям, и после того, как оно отслужит свой короткий век, его снесут и построят на его месте что-то новое.

В России, когда речь идет о частном жилье, все еще крепки, слава Богу, полуфеодальные традиции: мы строим из кирпича, на века, первая и вторая категория и так далее. Но параллельно набирают обороты и каркасные «времянки». К архитектуре как к глобальному направлению в жизни общества это, конечно же, не имеет никакого отношения. То, что было построено 150 лет назад и что строится сегодня, – это несопоставимые вещи, и дело тут не в материалах, а в подходе.

Николай Голованов: Если говорить о ситуации в Казани, то что у вас сейчас строится в категории эконом-класс, даже в современном смысле нельзя назвать рядовым или фоновым жилищем. Это глубоко устаревшее примитивное дешевое жилье. Там, конечно, можно расселить людей с немного большим комфортом, чем в бараках, но среды, а тем более какой-то индивидуальной выразительности, говорящей о том, что эта архитектура сделана в Казани, это неотъемлемая часть этого города – этого нет. А ведь это, наверное, 90 процентов или как минимум 85 процентов от всего гражданского строительства. Мы можем рассуждать об архитектуре только там, где есть какие-то уникальные подходы или люди, которые думают не только о своем кармане, но и о том, чтобы оставить что-то после себя другим поколениям. О том, чтобы архитектура как произведение имела гармоничное лицо, уместное для данного города, и являлась выразителем каких-то идей и настроений. Печаль в том, что сегодня мы не можем спорить о каких-то уникальных зданиях.

- Каковы ваши архитектурные ориентиры? Работы кого из ваших современных коллег вам нравятся?

Дмитрий Величкин: К сожалению, вы не получите конкретного ответа на этот вопрос, потому что у нас есть принцип: мы себе кумиров не творим. Как говорил мой самый первый учитель в художественной школе: «Художник – это тот, кто может все».

- Может быть, хотя бы какие-то отдельные проекты назовете?

Дмитрий Величкин: Конкретная оценка чего-либо – это всегда выражение собственных вкусов. Занятие неблагодарное. Мы в этом смысле плюралистичны. Все дело в том, что идеальных объектов просто нет и быть не может. В объекте могут быть определенные находки: хорошие материалы или красиво прорисованная деталь, но при этом отвратительный силуэт или плохо стоящее здание рядом, в результате чего образ, который несет все здание, окажется просто противным. Вот у нас на Патриарших прудах стоит жилой дом «ткаченковский». С точки зрения градостроительной – он очень хорошо и крепко сидит, прекрасно посаженный объем, но с точки зрения архитектуры, на мой взгляд, это перебор, потому что все намешано, как в солянке. Там есть издевки на тему Татлинской башни, парящей на крыше, рядом, уровнем ниже, стоят атланты-кариатиды в виде портретов архитекторов, еще там есть какие-то кренделя, которые сделаны на уровне Ермолаевского переулка, 4 - 5 метров от земли – некая аллюзия на богатые барочные формы. При этом в доме очень хорошие планировки. Очень красивые квартиры, и стоит дом прекрасно, видимость оттуда великолепная – на самые лучшие места в Москве. И как я должен оценить этот дом? Я не могу сказать, что он мне не нравится, потому что там есть очень неплохие находки. Я понимаю иронию архитекторов, которые взяли и поиздевались не знаю над кем: над заказчиком или над горожанами, которые не видят этих кариатид или не понимают, что они значат, не понимают вообще, что такое архитектура, что такое Татлинская башня. С одной стороны, можно сказать: клево, ребята оттянулись, постебались надо всеми. Но с другой: по-моему, это все из области не очень этичного поведения. И точно так же можно поговорить о любом из объектов.

О доме «скуратовском» на Мосфильмовской все говорят: «Он не на месте», «О, какой ужас, он испортил среду» и так далее. А у меня как раз противоположная точка зрения. Я считаю, что он очень неплохо смотрится с дальних градостроительных точек, хорошая композиция, и форма сама по себе очень изящно сделана. В то же время там есть непростительный недостаток, за который архитектора проклинают жильцы. На 46 этаже, откуда по идее должна открываться великолепная панорама на всю Москву, окна по периметру квартир представляют собой ритмично расположенные проемы шириной всего 60 сантиметров с шагом через 120 сантиметров. То есть удобную планировку квартиры выполнить трудно, а главное – невозможно обозреть московские просторы, сидя на диване или в кресле. Вопрос: зачем же было подниматься на такую верхатуру? Хотя оба архитектора, несомненно, мастера высокого класса.

- Но если все же говорить об идеале, что обязательно должно быть соблюдено в хорошем здании?

Дмитрий Величкин: Должен быть вдумчивый и внимательный подход. Позиций, с которых можно оценивать архитектуру, бесконечное множество, так как это, как я уже упоминал, синтетическое искусство. Если говорить коротко, то объединяет все вышесказанное следующая фраза: архитектура должна быть уместной. Умной. Красивой. Она должна быть украшением среды. Должна быть комфортной для людей.

Был такой академик архитектуры, блистательный художник и рисовальщик, замечательный архитектор, певец неоклассики Иван Владиславович Жолтовский, который, дожив до времени возникновения панельного домостроения в России, не сказал, что так нельзя строить или что это плохо, а вывел: «Если раньше у здания главным завершением был венчающий карниз, который служил отсчетом системы построения пропорций фасада, то у панельного дома эту функцию приобретает парапет, который возникает вместо карниза». Вот это одна из иллюстраций глубокого, вдумчивого подхода к любому явлению.